— Сильвер! — зовёт она.

— Убери пса! — прошу я. Но она, не обращая внимания на животное, снова и снова меня тормошит.

В глазах всё расплывается от боли, я пытаюсь сосредоточиться и вдруг вместо Сильвии вижу перед собой драконью морду.

— Сильвер, очнись! — доносится до меня тревожный голос Дрейка. — Сильвер, где амулет?

— А что, он пропал? — хриплю я. Какой неприятный голос, будто чужой.

— Его нет там, где я его оставил. Как ты себя чувствуешь, тебе очень плохо?

— Голова болит, — жалуюсь я. — И рука, конечно, тоже. Мне снилось, будто её псы грызут.

Я приподнимаюсь и тут вижу неподалёку от костра опалённые тела двух или трёх волков. Кони храпят и волнуются, у их ног трётся коза. Перевожу взгляд на морду дракона и замечаю то, чего не увидел раньше — следы крови у его пасти.

Затем на всякий случай осматриваю свою руку, но нет, её не грызли. Видно, просто рана болит.

Дракон между тем ищет амулет на земле. Он разбросал прежде аккуратно уложенную одежду, расшвырял головешки костра. На земле с примятой травой я вижу глубокие борозды его когтей.

Сам не знаю почему, но опускаю руку в карман и нащупываю там что-то округлое, твёрдое и с цепочкой.

— Он у меня, — удивлённо говорю я, протягивая дракону сияющий амулет.

Глава 24. Хватит волноваться, мне совсем не пло…

— Как ты можешь не помнить, что взял его? — в очередной раз спрашивает Дрейк.

— Я правда не помню, — в очередной раз повторяю я.

О своём видении я умалчиваю и не знаю даже, жалеть ли, что не сообразил промолчать, внезапно обнаружив вещицу в своём кармане.

Мы едем по лесной дороге в сторону Холмолесья. Солнце там и сям прорывается сквозь листву и ложится неровными пятнами на дорогу, траву, кустарники и на нас. У меня уже рябит в глазах от этих пятен.

— Хочу пить, — прошу я, но Дрейк в этот раз отказывается останавливаться.

— Ты всё время хочешь пить, — говорит он. — И наш запас воды почти иссяк. Тебе не становится лучше, нам нужно скорее добраться до Холмолесья.

— Мне-е-е! — кричит коза.

— И тебе тоже придётся потерпеть, — уговаривает её Дрейк. — Впереди уже будто бы дымок виднеется, там должно быть жильё.

День ужасно жаркий. Пот с меня так и катится. Не понимаю, как Дрейк может ехать в куртке. Всё расплывается. Проклятое солнце. В ушах шумит. Что это так шумит, река? Но откуда она…

— Сильвер! — откуда-то издалека кричит Дрейк. — Да чтоб тебя!

Я падаю, и река мягко подхватывает меня.

Когда я просыпаюсь, то вижу над собой бревенчатый скошенный потолок. К закопчённым балкам крыши подвешены связки грибов, чеснока и трав.

Я укрыт шерстяным одеялом. Постель подо мной, похоже, из соломы, но застелена свежим бельём. Слегка шевелюсь — рука уже не так сильно болит.

— Очнулся, значит, — слышу я певучий голос, и надо мной склоняется женщина.

Трудно сказать, сколько ей лет. Сперва она кажется совсем молодой, наверное, из-за сияющих синих глаз, но потом становятся заметны и морщины, и седая прядь в тёмных вьющихся волосах, небрежно сколотых на затылке.

У неё тонкий нос с заметной горбинкой, разлетающиеся к вискам густые брови и широкие скулы.

— Я Кайя, — сообщает незнакомка и тут же подносит к моим губам деревянную кружку.

— Я п-п-ф, — только и успеваю прохрипеть я, а затем приходится глотать горький отвар. Рука Кайи нежно, но крепко держит мой затылок, и мне никак не отодвинуться.

— А теперь отдыхай, — удовлетворённо говорит она, когда я выпиваю всё до дна.

Кайя отходит, и я оглядываю её дом.

Это бревенчатая хижина, почти пустая, с земляным полом и потемневшей печью. Она казалась бы очень бедной, даже убогой, но её оживляют растения. Щели между брёвнами заполнены зелёным мхом, а с балок там и сям свисают травы и цветущие ветви, как подсохшие, так и свежие. В углу сундук, накрытый волчьей шкурой, на полу свежая солома, одна кровать — её занимаю я. У печи несколько полок с утварью. Вот, пожалуй, и вся обстановка.

— Я Сильвер, — сообщаю я.

— А я уже знаю, — говорит мне хозяйка. Она возится у печи, и оттуда очень вкусно пахнет. Вроде бы жареным мясом.

— Давно я тут?

— Со вчерашнего дня. Плохая рана, — отвечает Кайя. — Но опасность миновала, не бойся.

Дощатая дверь распахивается, и на пороге возникает Дрейк.

— Я нарубил… — начинает было он, но видит меня и в два шага пересекает комнату. — Ты как? — спрашивает он, опускаясь на колени у постели, но тут же, не дождавшись ответа, поворачивается к Кайе: — Он уже сможет ехать дальше?

— Парень! — возмущённо восклицает та. — Разве это не ты вчера готов был отдать все свои ценности, только чтобы я поставила твоего друга на ноги? А едва он пришёл в себя, снова его куда-то тащишь?

— Но мы… — начинает было Дрейк.

— Слышать не желаю, — с этими словами Кайя протягивает Дрейку стопку тарелок. — Вычисти песком у ручья и расставь на столе!

Мой друг покорно берёт тарелки и выходит.

— Представь себе, — говорит мне Кайя, упирая руки в бока. — Сижу я вчера, значит, и мирно обедаю. Птицы поют, солнышко светит — красота. И тут на дороге топот. Вижу всадника на взмыленном коне, слева от него ещё конь, а справа коза, да так быстро бежит. Всадник в одной руке сжимает повод, а второй удерживает кого-то на седле перед собой, и как только на коне ещё держится. Смотрит он на меня безумными глазами и спрашивает, где, значит, тут целителя найти.

Кайя прерывается, чтобы вдохнуть побольше воздуха.

— А я ему, значит, и отвечаю, — продолжает она. — «Парень, мой дом на отшибе, сад засажен травами — тебе это ни о чём не говорит?» Тут он спрыгивает с коня, вручает мне тебя, а сам заваливает мой стол монетами и драгоценными побрякушками. «Ничего, — говорит, — не пожалею, только исцели моего друга». Представляешь?

— Пытаюсь, — отвечаю я. — Я этого совсем не помню.

— И неудивительно, — повышает голос Кайя, — поскольку ты еле дышал. А теперь, значит, стоило тебе открыть глаза, он уже и забыл об этом. Весь обед мне вчера испортил, насыпал монет в тарелку! Но денег я не беру. На что мне золото здесь, в лесу?

— Но чем-то же надо нам отплатить за вашу помощь, — говорю я.

— Конечно, — кивает Кайя, — но я требую другую плату. К примеру, душу.

Она как следует наслаждается видом моего лица, затем смеётся.

— Дурачок! Дрова наколоть, изгородь подновить, грядки вскопать — вот что мне действительно нужно. И уж будь уверен, твой друг с лихвой отработал твоё лечение.

С этими словами травница выглядывает в окно, затем довольно кивает.

— Ну что ж, стол накрыт, — говорит она. — А у меня как раз и утка готова.

Я сижу на стуле, сплетённом из лозы, и блаженно жмурюсь в тёплом свете солнца. Лёгкий ветерок ласкает лицо. Шумят деревья, в кронах перекликаются птицы, вокруг так мирно и спокойно. Меня не огорчает даже то, что приходится хлебать жидкую кашу, пока Дрейк уписывает ароматную утку, запечённую с травами.

— Куда же вы всё-таки спешите, парни? — расспрашивает хозяйка. — Зачем вам идти в Неделённые земли?

— Дело есть, — уходит от разговора Дрейк.

— Не знаю ни одного хорошего дела, ради которого стоит туда идти, — поджимает губы Кайя. — Народ за границами королевств жестокий, им приходится выживать среди болот и скал, добывать пропитание с боем. Ходят слухи, что люди там едят себе подобных.

— Я родом из тех земель, — холодно говорит Дрейк, — и ничего подобного у нас не происходило. Мы растили зерно, овощи, ловили рыбу…

— Значит, вам повезло, что рядом была река, — перебивает Кайя. — А места там встречаются разные, зачастую совсем непригодные для жизни.

— Интересно, почему люди оттуда не перебираются жить в королевства, — вступаю я в разговор.

— Человек привыкает ко многому, — говорит Кайя. — Они и не знают, что можно иначе. Но вам опасно туда идти, тем более что Сильвер ещё слаб.

— Нам придётся, — отвечает Дрейк, задумчиво глядя на меня. — Если мы промедлим, то всё равно погибнем, и может быть, многие другие тоже. Кайя, поверь, я знаю, о чём говорю.